Авторитаризм Путина или централизм как средство построения новой системы государственной власти?

В. Г. Савельев

Проект «Социум как адаптационная система»

Авторитаризм В.В. Путина и перспективы развития Российского государства.

В.В. Путин и роль личности в истории.

Реорганизация системы власти - основной вопрос современного развития России.

Три уровня системной организации власти. Полицентризм и централизм.

Авторитаризация власти при В.В. Путине - промежуточный этап реформ.

Заключение.

В.В. Путин и роль личности в истории.

Вопрос об авторитарном характере нынешнего президентства имеет несколько аспектов. Чтобы понять данный феномен, необходимо, конечно, учитывать личные особенности человека, занимающего президентский пост. Нельзя обойти вниманием и его базовую профессию. Конечно же, она накладывает известный отпечаток на личность. С точки зрения простого здравого смысла - очевидно преобладающий. Правда, с точки зрения более специального взгляда на вещи связь между профессией и личностными характеристиками того или иного человека не выглядит однозначно. Но отечественная журналистская и общественно-политическая мысль предпочитает смотреть на вещи просто и конкретно (умозаключение «раз из КГБ, значит стремиться к диктатуре» как раз из таких здравых и очевидных детерминаций, неподтверждаемых ничем, кроме идейно-символической зависимости этих вещей в голове у определенной части заинтересованной общественности).

У В.В. Путина, человека и президента, безусловно есть в характере и личностном складе определенные черты, тесно связанные с проводимой им политикой. Он человек аккуратный, осторожный и последовательный. Стремится к логичности, выгодности и эффективности своих действий. Предпочитает детальный контроль и прямую управляемость в сфере дел и решений, относящихся к его компетенции. В.В. Путин - администратор, он стремится реально управлять текущими делами и событиями, а не властвовать, как М.С. Горбачев, перекладывавший текучку на верных (или не вполне верных) подчиненных, которых он полагал находящимися всецело в своей власти, или удовлетворяться положением самого авторитетного лица в государстве, говорящего свое веское слово, особенно в самые важные, критические моменты, как Б.Н. Ельцин.

Путин склонен самостоятельно выстраивать и полностью контролировать свое пространство, сохраняя в нем только нужные ему, полезные и значимые с точки зрения его интересов элементы, безразлично, люди это или предметы, и решительно избавляясь от всего, что нарушает достигнутые пространственные комфорт и гармонию. Отсюда его неторопливость. Ведь нужно понять и учесть, как те или иные действия и перемены отзовутся в границах этого удобного, эффективно выстроенного пространства, центрированного на своего создателя.

Поскольку пространство Владимира Владимировича – наша властно-политическая система, и, если брать шире, государство в целом, постольку понятно, что некоторое стремление к авторитаризму как однозначной управляемости в своей сфере было бы присуще его правлению в любом случае (и причем здесь КГБ? там разве этому учат?). Однако не стоит искать слишком простых ответов. Стремление контролировать свое деятельное поле – это одно. Вопрос о том, почему это органичное для данного человека стремление так естественно принялось в нашем государстве, - совсем другое.

История вообще делается не столько людьми, сколько посредством людей. Не каждый деятель власти, властной системы, оказывается востребованным в качестве ее первого лица. Не каждому формально первому лицу удается сосредоточить в своих руках реальную, и уж тем более всеобъемлющую, власть. Общая формула может быть описана так: есть общественный заказ на определенную политическую линию; в рамках этого заказа происходит борьба отдельных личностей, претендующих на его выполнение по своему проекту (явному или неявному); каждая личность олицетворяет собой и реализует один из возможных сценариев, которых всегда несколько, но из которых только один является наиболее вероятным; именно этот вариант воплощается в жизнь посредством торжества того лица, который отстаивает его в наиболее адекватной данному обществу виде. Участники исторических событий остаются в полной уверенности, что возможны были и другие варианты событий, однако вряд ли это так. Конкретной же личности удается лишь придать индивидуальный характер тем или иным историческим событиям. Вряд ли она в силах изменить историю совершенно произвольно, вне рамок доминирующей исторической тенденции развития. Значит, мы должны обратить внимание, прежде всего, на общественный заказ.

Однако здесь возникает проблема правильного понимания того, что заказывается обществом на данном этапе его развития. Причем важно это не столько для общества и истории, они, так или иначе, проторят свой путь. Эта проблема интересна тем, кто пытается понять направление развития, безразлично, в научных или прикладных целях.

Общественные запросы становятся фактами политической жизни при условии, что как некая политическая линия выражаются людьми (или, пользуясь приведенным выше принципом, проявляются, становятся фактами общественного сознания посредством людей). Естественно, при таком их выражении возникает много путаницы, как намеренной, так и случайной.

Во-первых, представленными в качестве важнейших и злободневных обычно оказываются не только интересы ведущей линии общественного развития, обозначаются все мыслимые варианты развития, от очевидных до совершенно невероятных. И если определить маргинальные в целом решения оказывается более-менее легко, то дальше возникают сложности. Причем, в силу собственной заинтересованности анализирующих ситуацию, с одной стороны, и в связи с общим уровнем современного обществознания (социально-политические науки, особенно в прикладной ипостаси, являются скорее искусством, со всеми вытекающими последствиями, от произвольности суждений до опоры на банальный здравый смысл, затушеванный обилием специальной информации), с другой, определение доминанты в значительной степени обуславливается личностью наблюдателя.

Во-вторых, любая программа, явно или неявно выдвигаемая общественными деятелями, пытающимися выразить тенденции общественного развития, бывает эклектична. Обычно в ней смешиваются требования, берущие начало в совершенно разных областях общественно-государственного устройства. Например, интересы хозяйственного развития и потребности властного переустройства далеко не всегда связаны друг с другом, скорее даже наоборот, вступают в противоречие. Отношения власти и собственности также не связаны однозначно, несмотря на твердое убеждение в этом представителей традиционного марксизма. И так далее, до совмещения самых несовместимых вещей, таких, к примеру, как нравственность, внешнеполитическая экспансия и проблема хозяйственной неразвитости. Между тем, в головах идеологов и политически активных граждан все сколько-нибудь заметные элементы и явления общественной жизни переплетаются самым замысловатым образом, зачастую весьма далеко отстоящим от реальности.

Определить доминирующий общественный запрос от фоновых общественных шумов можно, только правильно оценив состояние общества и поняв идущие в нем процессы. Попробуем разобраться в этом, используя разрабатываемую в данном проекте теорию деятельного социума и социально-поколенческих циклов.

Реорганизация системы власти как основной вопрос современного развития России.

Сразу следует отметить, что у нас часто понятия «государство» и «государственная власть» употребляются как синонимы. Это не очень правильно. Власть есть орган регулирования государства. Государство же представляет собой некий союз людей, проживающих на известной территории, выступающих в качестве ее сопользователей, совместно эксплуатирующих территориальные ресурсы, устанавливающих и поддерживающих общие правила этой эксплуатации, а также собственных взаимоотношений в рамках совместного проживания и взаимодействия, при помощи специальной публичной власти. В этом качестве государство как территориально-деятельностный союз противостоит другим территориально-деятельностным союзам. Понятие государства, таким образом, синонимично понятию общества в широком смысле слова, однако они делают акценты на разных аспектах объекта, который пытаются отобразить. Власть до известной степени может считаться квинтэссенцией государства, однако, лишь до известной степени. Этап строительства власти есть один из этапов строительства государства, но эти вещи отнюдь не тождественны.

Переживаемый нами исторический период является периодом серьезных реформ. Реформы эти вызваны необходимостью изменения устройства власти. Это не сразу было осознано, отчасти не до конца осознано и теперь. Сегодня существуют разные мнения относительно базовых причин этих реформ, равно как и существа проблем, вставших перед Россией в 80-х годах XX столетия.

Можно идти от экономики, и утверждать, что попытка ее реформирования уперлась в невозможность что-либо сделать без изменения властной системы. С этой точки зрения, изменения во власти преследовали и преследуют одну цель – обеспечение нормального экономического развития, и все это время главным процессом является именно реформа экономики.

Правда, промежуточные результаты реформирования скорее свидетельствуют об обратном. Изменения во властной системе не столько способствовали преобразованию экономики, сколько создали условия для возникновения и существования совершенно другой, полурыночной экономической среды, или просто шли параллельно с этим процессом. Притом основные, ведущие направления экономической деятельности остались в целом прежними (как вывозили сырье и оружие, так и вывозим, как закупали качественные товары за границей, так и закупаем). Не факт, что новая экономическая среда лучше, если не брать в расчет воображаемые отдаленные перспективы, а также не апеллировать к общечеловеческому опыту (такая апелляция почему-то выводит Россию за рамки человечества, что странно). Наверное, теоретически можно представить себе более простые и последовательные шаги экономических изменений с частичной коррекцией свойств властной системы, обусловленных сугубо экономической необходимостью, однако без ее коренной ломки. Что, например, демонстрирует китайский опыт.

Более того, можно уверенно утверждать, что сама природа демократии, к которой мы вроде бы так стремимся, скорее, будет противоречить всякому радикальному изменению сложившейся экономики. Серьезные изменения всегда разрушают, а любое разрушение, прежде всего, бьет по широким массам населения. Вряд ли они будут долго поддерживать ту власть, которая действует им во вред. В либеральной же республике такая ломка не устроит существующие экономические группировки. А значит, время экономических реформ – не самое лучшее для реформ власти. И если бы генеральной линией развития общества была реорганизация экономики, вряд ли кто-то смог бы подменить эту задачу разрушением и коренной реформой властно-политической системы государства. Можно, конечно, предположить, что восторжествовали ошибочные представления какой-то части элиты, что и вызвало те катаклизмы, свидетелями которых мы стали с конца 80-х годов. Однако произошли слишком серьезные изменения, списывать их на ошибку – значит отрицать существование в истории какой-либо логики и целесообразности.

Можно идти от людей, общества как определенной системы устойчивых взаимоотношений, стабильных правил и порядка этих взаимоотношений. О том, что имел место некоторый идейный и структурный кризис советского общества, много говорить не надо. Люди хотели торжества новых идей и установления нового порядка внутрисоциальных отношений. Мало кто готов был в последнее время существования советского строя соглашаться с тем, что государственный интерес подминает интерес личности. Большинство устало оттого, что общество являлось разбитым на довольно четко обозначенные социальные группы, каждая из которых имела свой статичный «соцпакет» в виде набора прав и привелегий, начиная от доступа к материальным благам, и кончая правовой защищенностью.

Власть всегда действует в рамках некоторой идеологии, опираясь на определенные социальные интересы граждан. В этом смысле некоторые конструкции властной системы вполне могут оказаться противоречащими изменению ситуации в обществе, более того, несовместимыми с формирующимся новым общественным устройством. Тогда изменение идей и отношений в обществе обязательно должно подкрепляться реформой властной системы. Однако идейное размывание идеологии старой власти шло независимо от реформирования самой власти. Равно как и утверждение нового представления о социальных правах и возможностях граждан государства.

Реорганизация властного устройства явилась следствием утверждения в общественном сознании новой, либеральной идеи (для кого-то это – свобода слова, печати, организаций, для кого-то – свобода передвижения и занятий, для кого-то – свобода жить вне партийно-государственного контроля и принуждения). Однако сама по себе эта реорганизация не обеспечивает ее безусловного торжества, что хорошо видно на примере событий последних лет. Новое властное устройство, пусть не до конца установившееся, легко подчинилось деятелям, исповедующим не столько либеральные, сколько государственнические (этатистские) взгляды.

Впрочем, имея в виду и экономические, и социальные процессы в обществе, нельзя опровергнуть утверждения, что, независимо от первичных импульсов, реформа власти в определенный момент утвердилась как самоцель. Можно констатировать, что государство как сложная система в своем движении добрались до того момента, когда наступил этап неизбежных преобразований в его властной подсистеме. И эти преобразования почти сразу приобрели самостоятельную динамику, подминая под себя и экономические, и социальные процессы. Процесс реорганизации властной подсистемы государства составляет существо данного исторического периода. Однако в силу особенностей российской истории вообще, и специфики государственного устройства, сложившегося после Октябрьской революции, в частности, изменение подсистемы власти на данном историческом этапе потребовало достаточно серьезных изменений в устройстве всего государства, большей части отношений в нем, то есть затронуло организацию других его подсистем.

Поскольку основные ориентиры изменения властной системы были взяты на Западе (это замечание не предполагает оценочного акцентирования, просто нельзя не констатировать, что реализуется западная модель, которая, весьма вероятно, является также и единственно возможной), постольку восторжествовала мысль, что ее невозможно воспроизвести при отсутствии некоторых неполитических институтов, таких как частная собственность, экономическая свобода и др. Обращение общественного сознания к каждому из этих институтов само по себе не было обусловлено исключительно целесообразностью в рамках властной реформы. Скорее наоборот, они обосновывались отдельно, в качестве некоторых средств, обладающих свойствами панацеи, и были связанны с логикой того направления общественной мысли, которое во главу угла реформ ставило и ставит потребности экономики. Рынок реорганизует экономику, создаст стимулы, раскрепостит здоровые силы, приведет страну к процветанию. Частная собственность создаст стимулы, реорганизует экономику, раскрепостит, принесет благополучие. И так далее.

Тем не менее, внедрялись эти институты, вольно или невольно, именно в связи с политической целесообразностью, как средство поддержки и проведения реформы властной системы. Отсюда, кстати, все непоследовательности и огрехи их утверждения. Например, смысл приватизации, массового разгосударствления всегда был двойственным. С одной стороны, необходимость приватизации обосновывалась потребностью в рачительном управлении предприятиями, которое может обеспечить только собственник, то есть апеллировала к экономической целесообразности (почему-то не принималось в расчет, что собственник в наших условиях не обязательно станет принимать во внимание интересы и потребности нашей страны, а стихия рынка не обязательно будет способствовать нормальному экономическому развитию России). С другой стороны, передача предприятий в руки собственников являлось их разгосударствлением, что должно было создать материальную и социальную базу для новой организации властно-политической системы, а также ослабить позиции старой властной элиты, опиравшейся на поддержку государственной экономики и «красных директоров». Поспешность приватизации свидетельствует о том, что возобладали мотивы не экономические, а властно-политические. Причем в угоду интересам властной реорганизации и ее политического обеспечения (тесно переплетавшимся в тот момент с неизбежным в такой ситуации влиянием откровенно корыстных интересов части людей, оказавшихся около и во власти) была принесена стратегически значимая возможность более демократичной, но и гораздо более растянутой приватизации.

Главным процессом этого времени в действительности был процесс реорганизации власти, а отнюдь не экономическая реформа. И создание класса собственников должно рассматриваться скорее как средство разделения власти экономической и власти политической. В этом смысле мы вообще обречены на безусловную зависимость экономических и социальных решений от задач властного строительства еще в течение ближайших 10 лет.

Три уровня системной организации власти. Полицентризм и централизм как направления реорганизации власти.

Властная подсистема имеет три основных уровня системной организации и три соответствующие характеристики, которые описывают ее всесторонне и комплексно, не только с точки зрения учреждений и институтов, но также в плане их взаимосвязи друг с другом и людьми. Последнее особенно важно, так как именно люди формируют органы власти и заставляют их функционировать как единую систему.

На первом уровне организации определяется тип взаимодействия центральных органов власти данного государства, на втором – способ взаимодействия центральных органов власти с территориальными, на третьем – способ соотнесения властных полномочий с людьми, являющимися действующими лицами властной подсистемы. Каждый из этих уровней организации необходим, но недостаточен, только вместе, в комплексе они описывают власть как единую функциональную подсистему общества.

В традиционном описании власти характеристики, описывающие данные системные уровни власти, частично представлены в таких понятиях, как «форма правления» и «форма государственного устройства», однако сделано это недостаточно полно и точно. «Форма правления», например, указывает не столько на центральные органы власти, их взаимодействие, сколько на отношение главы исполнительной власти к парламентским учреждениям, а также характер легитимизации власти. «Форма государственного устройства» акцентирует внимание на формально-юридическом аспекте территориального администрирования в государстве. То есть эти инструменты недостаточны для описания реального устройства системы власти. Особенно в отсутствии адекватных понятий для описания последнего уровня системной организации власти.

Устройство центральной власти, при всем обилии исторических и национальных вариантов властных учреждений и институтов, всегда решает один главный вопрос – будет это власть одного доминирующего органа (моноцентризм), или власть нескольких самостоятельных взаимодействующих властных органов, делящих власть между собой (полицентризм).

Моноцентризм не означает сохранение только одного центрального органа как такового, властных учреждений с технически независимой организацией может быть сколько угодно. Суть в том, обладают ли они правом принятия независимых властных решений общеполитического характера, которыми должны руководствоваться другие органы власти. Моноцентризм, видимо, вообще не обязательно строго формально-юридически организован на уровне властных учреждений, так как смена моноцентристской и полицентристской способов организации власти в рамках того или иного государства происходит чаще коренных изменений властных учреждений на уровне их формальной организации. В СССР, например, существовала моноцентристская система власти, притом, что однозначного формального моноцентризма не было даже в рамках КПСС, управленческие органы которой реально осуществляли власть в государстве. Имея центральные партийные органы власти – ЦК, Политбюро ЦК, Секретариат ЦК, наряду с традиционными государственными органами центральной власти, такими, как Совет Министров, Верховный Совет и его Президиум, Верховный суд, мы в действительности имели властный моноцентризм. Реальной политической властью обладал только один из выше названных органов власти, - Политбюро ЦК, остальные органы были всего лишь техническими учреждениями осуществления властных решений, принятых моноцентром (в Политбюро ЦК, в свою очередь, существовала абсолютная власть генерального секретаря ЦК, но это связано уже с наложением другого уровня системной организации, уровня субъектной организации власти).

Полицентризм власти основан на неизбежной типовой специализации властных функций, с одной стороны, и стремлении совместить единство управления, как необходимый организационный принцип любой системы, с его реализацией в человеческом коллективе. Наличие в человеческом коллективе множества индивидуальных сознаний, воль и интересов требует специальных органов их представительства в системе принятия решений, без этого коллектив распадается. Отсюда - вечная конкуренция представительских органов с органами управления собственно. Отсюда же – функционально-представительская концепция «разделения властей» на законодательную, исполнительную и судебную. Современный полицентризм основывается именно на этой идее. Он означает существование реально автономных органов центральной власти, выносящих полноценные обязательные властные решения независимо друг от друга в пределах своей компетенции.

Основным, исторически обусловленным содержанием первого этапа наших реформ и была замена моноцентризма полицентризмом. Изменение системы власти было назревшей государственной потребностью. Именно поэтому реформы М.С. Горбачева, начавшиеся (и намечавшиеся, по крайней мере, публично) как экономические при некоторой общей либерализации отношений в государстве, очень быстро ушли совершенно в другую сторону. Активные представители общества хотели, прежде всего, и главным образом, изменения системы власти, на которой замыкалось в конечном итоге все – и экономика, и идеологическая жизнь, и общественно-правовая система, и в значительной мере личная жизнь всякого советского человека. Любые действия в советском социуме, так или иначе, натыкались на власть, которая действительно носила тотальный характер.

Советский строй, в том числе советская система власти, возник на базе идеологии этатизма. Этатизму в качестве реальной общественно-политической альтернативы противостоят две идеологии – либерализм и национализм, что мы очень хорошо видим на примере нашего развития в течение последних 30-40 лет. У нас восторжествовал либерализм, именно эта идеология легла в основу всех реформ.

Общественные процессы протекают достаточно неторопливо. Думалось, что изменить власть – дело нескольких лет. В реальности это требует нескольких десятилетий. Процесс, начавшийся в 1987 году, не завершен и сегодня. Как только более-менее устоялся властный полицентризм (точнее, его отечественный вариант), а произошло это не ранее 1998-1999 годов, на первый план вышли проблемы взаимодействия центральных и местных властей, то есть начался период изменения следующей структуры властной организации.

Полицентризация власти на какой-то момент обернулась потерей ее целостности. Все властные и управленческие органы с обособленной организацией стали претендовать на самостоятельность. Но терялась не только целостность власти, оказались дезинтегрированными все общественно-государственные структуры, так как все они ранее контролировались властью. Отделялось все ото всего: власть законодательная от власти исполнительной, экономическая - от государственной, идеологическая - от политической, денежная – от хозяйственной и так далее. Сам факт очищения властной системы от неполитических функций должен, безусловно, оцениваться положительно. Независимость экономической деятельности, свобода идей и так называемой четвертой власти, – общепризнанные предпосылки настоящей демократии и современного либерально-демократического общественно-государственного устройства развитых западных стран.

Обособление сопровождалось возникновением новых посреднических институтов, восстанавливавших взаимодействие там, где оно было потеряно. В их числе – рынок и независимые финансовые учреждения. Но также и олигархи, денежное могущество которых послужило в какой-то момент реорганизации основанием их неоправданного и неприемлемого властно-политического влияния. И организованная преступность, как квазиполитический институт, восполняющий вакуум власти.

Что же касается собственно политической власти, то тут территориальный децентрализм, доставшийся в наследство от старой системы власти, в условиях ее реорганизации сыграл дестабилизирующую роль, ведя к потере в масштабе страны единого властного пространства (политического, административного, правового). А это могло кончиться только распадом государства.

Средства центральных властей для взаимодействия с гражданами – территориальные органы власти. Децентрализм и централизм - разные способы обеспечить базовое властно-политическое единство в государстве.

Можно сколько угодно говорить о сверхцентрализме СССР, однако, это слишком общая установка. Был это централизм политический или хозяйственный? Централизм и властное единство, централизм и моноцентризм – в чем отличия? Децентрализм ведь не означает нарушения общего административного и правового единства, не делает невозможным проведение единой политики. В СССР именно децентрализм являлся тем средством, которое позволяло оптимально регулировать политические процессы. Первые секретари обкомов, крайкомов, республиканских компартий были полновластными руководителями у себя в регионе, сосредотачивали все основные властные рычаги в своих руках. Другое дело, что замыкались они все на главную фигуру – генерального секретаря (или первого, или просто лидера партии без должности, каковым был Ленин), единоличного выборного правителя. Но ведь это относится не к территориальной власти собственно, а только к конституции властного субъекта. И, скорее даже усиливало власть правителей на местах. Ведь они представляли власть верховного правителя, действовали от его имени и реально отчитывались только перед ним.

Полицентризация власти в конкретных условиях децентрализованной властной системы на первых порах привела к нарушению этого общегосударственного властного единства. Реальная власть в нашем государстве, как уже говорилось выше, была в руках партии и осуществлялась через ее органы. Горбачев не успел заменить партийную власть властью традиционных государственных учреждений и институтов. Одной из главных причин этого было то, что трансформация центральной союзной власти натолкнулась на проблему взаимодействия центральных и республиканских властных органов. Когда партийные властные органы стали терять власть, возник общегосударственный властно-политический вакуум. Ведь другой реальной структуры властных органов и институтов в стране не было, собственно государственные органы выполняли технические функции и не владели политической властью. У Горбачева не хватило политических и идеологических ресурсов для того, чтобы на достаточное время заменить административно-правовой вакуум политическим согласием.

У Ельцина, который в какой-то момент столкнулся с такой же проблемой уже в рамках Российской федерации, политических и идеологических ресурсов хватило. Это не может считаться исключительно заслугой его администрации. Децентрализм в СССР касался союзных республик в значительно большей степени. Они изначально получили безусловное право в рамках общей политической линии автономно регулировать политические процессы у себя дома, в чем центр даже оказывал им поддержку, помогая, например, воспитывать национальные кадры. Децентрализм внутри союзных республик имел гораздо меньшее развитие. В условиях реорганизации власти это привело к тому, что власти союзных республик могли приобрести только одно приращение – полную государственную независимость, тогда как власти краев, областей и автономных республик и областей в качестве одного из этапов развития могли претендовать на добор полномочий в рамках старого государства. Это был дополнительный ресурс Ельцина и его правительства, которым, кстати сказать, они достаточно полно, хотя, может быть, и не вполне целенаправленно, воспользовались.

Однако единство властной системы не может строиться только на политическом основании. По крайней мере, длительное время. Политический консенсус в обществе – вещь переменчивая, сегодня он есть, завтра его нет, или его акценты существенно сместились. Тем более, если речь идет о политико-идеологическом консенсусе в обществе, переживающем революционную реорганизацию, когда разброс идей и программ достигает максимума, а сомнению и изменению подвергаются фундаментальные общественные устои.

Стабильная властная система должна иметь твердые организационно-правовые формы, в рамках которых протекают политические процессы. Такие формы выстраиваются на совершенно иных основаниях, нежели те, которые достались в наследство от старой системы власти. Хорошо это или плохо, но специфика человеческой мысли и действия в обществе такова, что они построены на противопоставлении, на выборе из пары противоположностей. В период радикальных преобразований это особенно хорошо видно. Моноцентризм, например, сменяется полицентризмом, децентрализм – централизмом. Именно противопоставление позволяет провести некоторую цельную линию в условиях сообщества, очень разнообразного с точки зрения знаний, интеллекта, мировоззренческих установок, интересов людей, вовлеченных в политический процесс.

К осознанию необходимости централизации подходили довольно давно, не было только методологии, чтобы правильно понять и поставить вопрос. Об авторитарном варианте как о возможном, и чуть ли не желательном, писал политолог А. Мигранян. Фактически, речь шла о сильной власти и политической предсказуемости в условиях непопулярных реформ. Острая необходимость контроля центральных властей над регионами выявилась в ходе перехода на избрание их глав населением, а также в связи с президентскими выборами 1996 г. О необходимости укрепления власти над регионами и власти вообще заявлял А. Чубайс в бытность свою главой администрации президента. Однако все стремления укрепить центральную власть наталкивались на доминировавшие либерально-демократически заостренные представления руководства и поддерживавшей его части интеллектуальной элиты.

На доктринальном, абстрактном уровне для либерала всякое усиление власти есть зло, поскольку оно неизбежно сопровождается ослаблением свободы. Всякая централизация есть ущемление свобод централизуемых. То есть она обязательно будет антилиберальна в большей или меньшей степени. Однако максимально либерален будет в этом смысле анархизм, в котором власть децентрализуется вплоть до гипотетического полного исчезновения не только центра, но и самой власти. Кроме того, централизация отношений между центральными и территориальными органами власти, - это одно, а централизация отношений между органами собственно центральной власти, такими как Федеральное собрание, Президент, Правительство, суды - это другое. Следовательно, нужно разобраться с основаниями оценки: что имеется в виду под централизацией; всегда ли централизация плохо, а децентрализация хорошо, и наоборот.

Можно предположить, что оценка в данном случае должна основываться не на общих соображениях, а на специфике развития изучаемого объекта. Соответственно, централизация может быть очень хороша, полезна, целесообразна, ее даже можно увидеть более демократичной, если понимать демократизм не как набор некоторых организационных принципов, а как некоторый синоним общественного блага, что часто и происходит.

На уровне реальной жизни в период с 1987 по 1999 гг., когда основным вопросом являлось выстраивание взаимоотношений между центральными властными органами, усиление власти президента означало ослабление других ее органов, - парламента, судов, а также воплощение тенденции к восстановлению тоталитарной власти, то есть возвращению под ее контроль власти четвертой (средств массовой информации) и власти пятой (экономики). Всякое укрепление исполнительной власти неизбежно воспринималось, а поскольку другие структуры еще не окрепли и не устроились, и фактически являлось, моноцентризацией власти. Поэтому никакого ее усиления, а значит и усиления центральной власти вообще, ожидать было невозможно. Соответственно оказались востребованы противники усиления власти.

Однако в 1996-1999 гг. начала проявляться новая линия развития. Во всю полноту начала вставать проблема взаимодействия центральных и территориальных органов власти. Местный сепаратизм лишал центральную власть возможности влиять на процессы внутри территорий государства, а значит, ставил под вопрос ее дееспособность вообще, способность хоть как-то обслуживать граждан, которые продолжали этого желать, а где-то даже и требовать. Чечня в этом отношении представляла собой предельное развитие данных тенденций, угрожавших всему государству.

Сепаратизм сказался также на уровне центральных органов власти, когда губернаторы стали все более активно выступать против политики Президента в Федеральном Собрании, блокируя некоторые его действия, в частности, увольнение Генерального прокурора (причем обе стороны были в равной степени движимы разнообразными своекорыстными интересами, что, кстати, вообще характерно для любой политической борьбы).

Фактически децентрализм в современных условиях оказался антисистемен, главным стало приведение территориальной жизни к общему административному и правовому знаменателю. О том, что общество в целом категорически против децентрализма, обернувшегося для государства его превращением в мозаику земель с различным правовым, социальным и бытовым укладом, свидетельствовали выборы 1999-2000 годов, провал блока самодостаточных территориальных правителей «Отечество - Вся Россия», победа «Единства» и В.В. Путина, показавшего себя (как на деле, так и в имиджевом позиционировании) борцом с сепаратизмом (воплощением которого в тот момент были Чечня) и его последствиями (ситуация на Кавказе, крупные терракты в городах России).

Можно по-разному оценивать чеченские войны, у них действительно есть совершенно разные аспекты, но нельзя отрицать простой факт, что каждый раз чеченская проблема и попытки ее разрешения оказывались на острие проблемы территориального устройства власти в федерации. Попытка устроения территориальной власти, предпринятая в 1994-1995 гг. на старых принципах децентрализма в новых условиях президентской республики, не смогла разрешить все проблемы, а всего лишь первоначально способствовала полицентризации местных органов власти. Вопрос о взаимоотношении центральных и территориальных органов власти окончательно оформился как наиболее значимый именно в 1996-1999 гг., и именно Путину пришлось заниматься им вплотную, как основным вопросом своего правления. После того, как стало ясно, что других вариантов просто нет.

С этой точки зрения проблема укрепления позиций центральной власти, и ее исполнительной ветви, в частности, предстает совсем в другом свете. Централизм как принцип взаимодействия центральных и территориальных властей не противоречит полицентризму. Он также не означает отказа от либерально-демократических ценностей. Это всего лишь один из возможных промежуточных принципов организации территориального уровня властной системы. Таким образом, можно утверждать, что с точки зрения истории нынешняя власть выполняет свою главную задачу по выстраиванию отношений между центральными органами власти и территориальными ее органами вполне добросовестно.

Почему же это оборачивается авторитаризацией?

Авторитаризация власти при В. Путине как промежуточный этап реформ.

Согласно словарному определению, авторитаризм - государственный строй, основанный на неограниченной личной власти.

Что мы видим сегодня в нашей российской действительности?

Укрепляется власть вообще, растет влияние чиновников и их вмешательство во все стороны социальной жизни. Власть утвердилась в качестве самостоятельного игрока на информационном поле. Усиливается вмешательство власти во все области общественной деятельности, от армии и науки до экономики.

Власть стремиться восстановить полный контроль над находящимися в ее ведении, вновь учреждаемыми и (или) финансируемыми ею, полностью или частично, деятельными организациями. В том числе усиливается контроль со стороны властей за экономическими субъектами.

Невероятно укрепились позиции президента, он явно доминирует над всеми другими органами и институтами власти. Из политических лидеров конкурировать с ним не может никто. Такое преобладание во властно-политической системе обеспечивает президенту доминирующие позиции во всех сферах общественно-государственной жизни.

Основные вопросы, возникающие при таком общем описании ситуации, можно сформулировать так: является ли авторитаризация государства следствием специальных действий данного президента, имеющего задачу утверждения своей личной неограниченной власти? Или идет укрепление власти как объективный процесс, а президент получает свои преимущества просто в силу того, что власть на сегодняшний день так устроена? (то есть мы имеем обстоятельства, при которых любое усиление власти оборачивается усилением президента как ее средоточия). И если это именно так, то является ли утверждающийся вследствие этого авторитаризм конечным результатом реорганизации властной системы?

Я считаю, что нам не стоит бояться авторитаризма, поскольку время самовластных правителей в России прошло. Авторитаризм не имеет исторической перспективы. Само же усиление власти вообще, и власти президента, в частности, – необходимый этап реформ. А В.В. Путин – именно то историческое лицо, в деятельности которого тенденции данного периода нашли характерное и социально приемлемое выражение. И вот почему.

Как уже говорилось выше, власть меняет свои характеристики постепенно, одну за другой. Уровни властной организации, не подвергшиеся реорганизации в силу того, что их время еще не пришло, сохраняют старые характеристики. В результате возникает две промежуточные формы властной организации.

Когда мы подошли к властной реорганизации в 1987 года, власть выглядела так:

- моноцентризм (как способ организации взаимодействия центральных властных учреждений и институтов),

- децентрализм (как способ организации отношений центральной и территориальных властей),

- власть выборного правителя (как способ распределения властных полномочий среди деятелей властной системы).

Первый этап реорганизации (1987-1999 гг.) привел к замене моноцентризма полицентризмом, сложилась первая промежуточная форма властной системы:

- полицентризм,

- децентрализм,

- власть выборного правителя.

Второй этап реорганизации (1996-2008 гг.) состоит в смене децентрализма централизмом, это определяет возникновение второй промежуточной формы:

- полицентризм,

- централизм,

- выборный правитель.

Третий этап реорганизации (2005-2017 гг.) только начался, но именно он приведет к окончательному оформлению властной системы России на длительный исторический период. Ее основные характеристики будут выглядеть так:

- полицентризм,

- централизм,

- выборная элита.

Нетрудно заметить, что во всех промежуточных формах властного устройства неизменным остается одно свойство власти: она принадлежит одному лицу – выборному правителю. Последний этап властной реорганизации состоит в изменении этой особенности власти. На смену власти выборного правителя идет власть выборной элиты. А такая власть никак не может быть авторитарной.

Авторитарная традиция, утвердившаяся в Российском государстве последний раз в правление Николая I как власть наследственного правителя, а затем восстановленная в завершающий период реорганизации властной системы при Сталине в виде власти выборного правителя, доживает последние годы. Но она жива, и любой правитель при нынешнем устройстве власти, вольно или невольно, становится главной властной фигурой, верховным правителем, «хозяином», «царем». Как бы его ни звали, Иосифом, Никитой, Леонидом, Михаилом, Борисом или Владимиром. Пик этой власти придется на 2007-2008 годы, после чего мы как-то вдруг получим совершенно новый для нас, если иметь в виду последние 150 лет истории, тип властной организации.

Будет ли новая власть более либеральной? Вероятно. Будет ли она более демократичной? Очень сомнительно.

Демократия не устанавливается формальными средствами, она должна вызреть в обществе, и общество должно выдвинуть ее на повестку дня как принцип общественного устройства и предмет властных забот, в том числе при помощи проведения во власть демократически ориентированных лидеров и реорганизации власти с точки зрения способности ее утверждать и отстаивать демократические цели и ценности. Однако особенность нашей ситуации в том, что наша общественность, говоря о демократии и демократизме, в большинстве случаев имеет в виду нечто совсем другое, - свободу. И ее при власти выборной элиты будет больше. Другое дело, что для нас свобода – вещь настолько новая, непривычная и необычная, что для того, чтобы понять, где проходит граница между свободой и несвободой, личностью и государством, научиться придерживаться этой границы, нужно время. Много времени. И рецидивы старого в общественном устройстве будут преследовать нас независимо от того, будет ли власть сосредоточена в руках одного авторитарного лидера, или будет распределена между каким-то количеством народных избранников на разных властных должностях.

Сегодняшний взлет авторитаризма и этатистский крен вообще, кроме общих условий функционирования системы власти, связан еще и с особенностью данного периода. Полицентризация власти фактически, наряду с утверждением общей идеи и государственных институтов частноправового либерального общества граждан (в отличие от существовавшего в СССР деятельного этатистского общества классов), была главным содержанием перемен, свидетелями или участниками которых мы были в 1986-1998 годах. Но, с точки зрения общественной психологии, полицентризация власти, как и трансформация единого деятельного общества, разделенного на функциональные классы, в общество частноправовое, есть процесс разрушения старого, который должен сопровождаться определенной работой в умах. Именно такую задачу решали публицисты, политики, общественные деятели, ученые, просто социально активные граждане, – в средствах массовой информации, на политических мероприятиях, в публичном и частном общении. Поскольку до того времени длительный срок мнением общества никто не интересовался, более того, идейное брожения в обществе всячески подавлялось, постольку выплеск накопившихся идейно-политических страстей носил взрывной характер.

Именно поэтому данный период сопровождался постоянной критикой всех и всего, что сформировало даже некий огульно критический стиль в журналистике и публицистике. Оказались востребованы также весьма странные политические фигуры, которые не были в состоянии предложить ничего, кроме борьбы, баррикад и перманентной революции.

Однако со временем классово-функциональное общество и моноцентризм были дискредитированы, окончательно утвердилась установка на гражданское равенство и гражданские свободы, разделение властей. Были заложены властно-политические основания для реализации этих идей. Обнажились новые проблемы, возникновение которых никто не предвидел. Оказалось, что гражданское равенство и гражданские свободы невозможно реализовать без сильной власти. Разделение властей, особенно в плане такого нового (или хорошо забытого старого) явления, как разделение экономической и политической властей, рождает совершенно особые проблемы, например, угрозу олигархического правления, или криминального перерождения власти.

Обрисовались проблемы следующего этапа переустройства власти. Оказалось, что децентрализм как старая форма отношения региональных и центральных властей не работает, более того, продуцирует постоянные угрозы единству государства. Но децентрализму можно противопоставить только централизм. А никакой централизм невозможен без восстановления сильных позиций власти. Нельзя центрировать на что-то, лишенное общественного авторитета и влияния. Критическую установку в отношении власти необходимо было преодолевать, позиции власти восстанавливать. Как это происходило, мы видели и видим на протяжении всего правления В.В. Путина.

Что же касается возвращения власти в деятельную подсистему, то оно обусловлено ее устройством. Даже экономика в современных условиях может развиваться в интересах всего общества только в случае неусыпного контроля со стороны властей. Уход власти из деятельности, в том числе из экономики, был связан с процессами во властной системе. В конструкции деятельной системы, доставшейся нам от прошлого, политическая власть играет роль ее управляющей силы. Пока центральная власть искала новый способ своего оформления, пока боролись меду собой ветви власти, а также власть общегосударственная с властями территориальными, деятельная подсистема и деятельные организации оказались до известной степени брошенными, предоставленными себе. Но процесс раздела власти на центральном уровне в общих чертах закончился в 1998-1999 годах. И завершение этого процесса уже тогда сопровождалось активным возвращением государственной власти в экономику, достаточно вспомнить кратковременное появление в правительстве РФ такой выразительной фигуры, как Ю.Д. Маслюков (который в СССР был председателем Госплана). Естественно, государство возвращается и в экономику, и в армию, и в науку, и в образование, и в культуру, и в здравоохранение. И с укреплением позиций центральной власти относительно властей территориальных это явление становится все более масштабным и зримым. Но действительности мы имеем всего лишь восстановление естественного для данного исторического периода порядка вещей на новой властной основе.

К сожалению, обратная стороны такого контроля – коррупция, неэффективность, бюрократический ренессанс. Но это – плата общества элите за то, что она, эта элита, соглашается заниматься его проблемами в то время, когда у нее есть возможность приумножать свои богатства, свою власть и свои элитные преимущества без сколько-нибудь значительной зависимости от этого самого общества. Для того чтобы качать нефть, газ, добывать некоторые другие ресурсы и переправлять их за границу, элите совершенно не нужна большая часть населения нашей страны. Деятельная (торгово-хозяйственная) система нуждается в своей реорганизации, и время этой реорганизации придет, но только после того, как закончится реорганизация системы власти. До тех пор активные элементы нашей экономики будут, как тот волк, смотреть в лес, то есть на Запад. Пассивная же часть – влачить бесперспективное существование, так как внутренний рынок нашего государства не создает достаточно мощных импульсов, способных ее оживить и стимулировать. И только вмешательство власти может сегодня как-то повлиять на данную ситуацию.

Заключение.

Подведем итог. Наша властная система последние 150 лет устроена таким образом, что ориентирована на авторитаризм. Сначала субъектом власти был наследственные правитель, затем, при Сталине, в качестве субъекта власти утвердился правитель выборный. Это приводило к тому, что любой лидер, от Сталина до Путина, приобретал поистине неограниченную политическую власть. И реформа власти, начатая при М.С. Горбачеве, пока еще не изменила этого положения вещей.

Изменению, реорганизации до последнего времени подверглись два уровня организации власти из трех. Моноцентризм как способ организации взаимодействия центральных органов власти был заменен полицентризмом. Заканчивается период конституирования нового типа отношений центральных и территориальных властей, на смену децентрализму пришел централизм.

Условиями полицентризации были, с одной стороны, переход власти от партийных органов к государственным, с другой стороны, возвращение к традиционной диверсификации власти в обществе, разделению власти политической, экономической, идеологической, уничтожению тоталитарного государства. Это требовало разрушения учреждений, институтов, но, прежде всего - разрушения тоталитарного порядка вещей в головах. Критика стала всеобщей.

Утверждение президентской республики сопровождалось борьбой между парламентом и президентом за полномочия ветвей власти в рамках полицентризма. К 1998-1999 году модель полицентризма окончательно оформилась, и все попытки изменить ее (в том числе в виде предложение о партийном, то есть фактически парламентском, кабинете) стали выглядеть арьергардными боями отступающих политических сил. Окончательное утверждение президентской модели полицентризма создало предпосылки для возвращения власти к активной экономической и социальной политике. Это возвращение стало тем более необходимым, что деятельное развитие нашего государства приобрело односторонний, ограниченный и асоциальный характер.

Возвращение в деятельную (прежде всего хозяйственную) сферу означало реальное усиление присутствия власти в общественной жизни, а значит - ее усилению. Одновременно усилению власти способствовал централистский способ реорганизации отношений между центральными и территориальными властями, избранный президентом. В качестве необходимого условиях централизации выступила борьба за восстановление авторитет власти, наглядно развернувшаяся на поле средств массовой информации. Оживились этатистские настроения, этатизм как идеология и общественная практика стал восстанавливать свои позиции. Либеральные и демократические политические и общественные силы, находившиеся в буквалистском плену собственных доктрин, не смогли адекватно понять особенности совершавшегося на глазах переворота, потеряли почву под ногами и маргинализировалась, уступив общественную арену не только этатистам, но и националистам, что совсем уж печально.

Усиление роли и позиций центральных властей означало, прежде всего, усиление власти президента. Что, в условиях недостроенности новой властной системы, позволяет говорить об авторитаризме В.В. Путина. Однако данная авторитаризация власти, весьма относительная, если иметь в виду историческую традицию последних полутора веков, является неизбежным и промежуточным этапом реорганизации властной системы России. В этом смысле В.В. Путину выпали то ли честь, то ли удовольствие, то ли несчастье, то ли редкая возможность стать последним авторитарным правителем России.

Фактически единоличная власть выборного правителя достигнет своего пика в 2007-2008 годах. С тем, чтобы потом уступить власти выборной элите. Это будет означать, что президент станет одной из ведущих государственных фигур, а не единственным, как сейчас, правителем России.

В какой форме будет существовать власть выборной элиты – вопрос для отдельной статьи на базе специального анализа. Можно только сказать, что переход от власти выборного правителя к власти выборной элиты будет означать возвращение к разделению властей, либерализацию общественной атмосферы и государственной жизни, поворот власти к большей открытости, возобновление серьезных общественно-политических дискуссий по значимым проблемам государственной и общественной жизни, возвращение на политическую арену, по крайней мере, либеральных политических сил. Как это будет происходить на практике, мы сможем наблюдать в недалеком времени.

31 января - 13 марта 2005 г., март 2006 г., июль 2006 г.

На главную

Другие статьи:

Митинги в Москве и России: протест молодых горожан как вызов либерально-демократическому флангу российской политики (8.12.11)

Почему объединенная демократическая партия «Яблоко» снова потерпела поражение на парламентских выборах? (4.12.11)

Политическое пространство России. Почему нельзя голосовать по методу Навального? (2.12.11)

Выборы 2011 года в Государственную Думу: партии на политическом поле России. Как все-таки голосовать? (30.11.11)

Как же все-таки относится к объединенной демократической партии «Яблоко»? (28.11.11)

«Единая Россия» и В.В. Путин: новый этап развития властно-политической системы России (27.11.11)

О нехорошей истории в красноярской гимназии №3 (18.11.11)

Эх, Яблочко, куда ты… (10.11.11)

Навальный, РосПил и "Русский марш": какой у нас выбор? (8.11.11)